"Солдатская студия". Сборник "Афганское эхо"

МОЯ РОССИЯ.

Сергей Ильёв.

Распахну я окно, вижу солнечный плёс,
Слышу запах дубравы родимой,
Вижу капли росы на кудряшках берёз
И пушистые наши снега.
Это грезилось мне за скалистым хребтом,
Вдалеке от России любимой,
Но поблекли цвета, и порошей
Заметает дороги пурга.
Вспять повёрнуты реки, мелеют моря,
Ордена на мундирах красивых,
Заскорузла от соли земля -
Это тоже Россия.
За какие дела и какие грехи
Я дышу через марлю на лёгких?
Для чего существуют болтливых верхи?
До сих пор я никак не пойму.
Надоело мне всё, что пророчит на жизнь
Собирать себе жалкие крохи.
Надоело, что кто-то решает
Мою и чью-то судьбу.
Безразличье, рутина холёных князей
И бумажных законов засилье,
Скрип столов и дверей -
Это тоже Россия.
Я со всеми, с кем боль и заботу делю,
С тех столов принимаю отраву,
Обещаний бокал и сожжённых надежд
Чашу полную выпил до дна.
Надоело до чёрта, что всякую ложь
Принимают обычно за правду,
Ну а горькую правду за верную ложь
Принимали когда-то.
Жизни тягостный крест, безысходность, нужда,
Тех, кто в теле осколки носили,
Непришедших сюда -
Это тоже Россия.
Я б гитару не взял, и не взялся б писать,
Если в жилах бы кровь не кипела,
На задворках людских и по тёмным углам
Надоело молчать и шептать,
Под гармонь дураков и чужой барабан
Мне плясать и шагать надоело,
Потому что я знаю, как лучше
Мне себе самому подыграть.
Перекопаны души, твердеют мозги,
Кожей чувствую взгляды косые
Невернувших долги -
Это тоже Россия.
Я открою окно - заметает пурга
Шрам от следа последней подводы.
Через узкую щель я смотрю на снега,
Напрягая до боли глаза,
И мне хочется видеть, как талую грязь
Смоют бурные вешние воды,
И на листьях кудрявых берёзок
Засверкает росою слеза.
В круговерти забот и мирской суете
Позабыли, как бегать босыми...
В очерствевшей душе
Ты со мною, Россия.

АФГАНСКИЙ ВАЛЬС.

Сергей Ильёв.

Не сказать, не пропеть то, что было пропето
И отснято на плёнках на стотомный роман.
Не читаются судьбы в ярком глянце паркета,
Так же, как не танцуется вальс про Афган.
Ты здесь, я уже там,
Где со звездой плачет луна
В небе ночном, точно герб мусульман,
Над седым Гиндукушем, где война.
Почернела лоза, и бутыли налиты
Ядовито-кровавым вином передряг.
И на Южном Кресте наши тосты отлиты
Под хрустальный звон кружек, стаканов и фляг.
Я уже здесь, а ты ещё там,
В жарком краю чужедальней земли,
Где жмёт тоска по российским лугам,
По берёзовым рощам и любви.
Мы уносим с собою в самолётных салонах
И уложим в вагонах на сырую постель
По ущельям глубоким дым последней колонны,
Кандагара жару и Саланга метель.
Мы здесь и мы ещё там
В мыслях своих, и без конца
Ранит свинцом раскалённый Афган
Нашей памяти души и сердца.
Надмогильные залпы отзвучат над холмами,
Холостые тирады на казённых устах.
Наши разные судьбы не измерить годами
И нельзя прочитать в похоронных листах.
Я уже здесь, а ты ещё там,
В вечной дали от земной суеты,
Где свой бутон кривоногий тюльпан
Преклоняет со скорбью у плиты.
Нас нет, нет там,
Где серп луны, плачет звезда,
Там, где земля сокращённо Афган,
Над седым Гиндукушем, где война.
Ранит свинцом раскалённый Афган
Нашей памяти души и сердца.

ВОИН-ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТ.

Слова Михаила Смурова, исполняет Валерий Петряев.

Я - воин. Интернационалист.
Но не в названьи дело, не в названьи -
Пусть даже назывался б я "расист",
Вам легче бы не стало бы, ихване.
Мне надоело нервничать, ведь нервы не сучок,
Я нажимаю ласково на спусковой крючок,
И хладнокровно трассеры по воздуху летят,
И я хочу того же, чего они хотят.
Ихванин изогнулся, и дыбом встала шерсть.
Вот их осталось пятеро, а было раньше шесть,
Потом четвертый, пятый, третий и второй упал,
А в первого мой Санька-друг нечаянно попал.
И падают ихване на землю, а потом
Мы складываем рядышком их ровненьким пластом.
Работаем на славу и Саня-друг, и я,
Нас где-то за кордоном зовут "Вьетнам Кремля".
К нам просто проявляют огромный интерес
Папаша их Бжезинский и дядя Сайрус Венс,
Ведь им война такая совсем не по нутру,
И морщатся от этого агенты ЦРУ.
Но всё же лезут, сволочи, сюда, в Афганистан,
Их прямо плодоносит соседний Пакистан,
Винтовка М-16, китайский автомат,
Но нам ведь не сломаться, скажи, не правда ль, брат?
Ихванин, экий сволочь, в окно в дувал залез -
Но здесь уж нам поможет родимый АКС,
Ведь он с плеча не слазит, сроднился он с плечом,
Тот от меча погибнет, кто к нам придет с мечом.
А где-то дома "шурави дохтар",
Цветёт сирень, в поход идут туристы,
А ты рассматриваешь в триплекс Чарикар,
И очень тихо слушаешь транзистор.
Вот прозвучал воинственный набат,
Мы в три минуты покидаем роту.
А мы сейчас летим в Джелалабад,
Всё так как надо - как будто на работу.

ТАМ.

Валерий Петряев.

Почему один в этих скалах я? Где ж мои друзья?
Сколько я лежал здесь без памяти, в ноги раненый?
Ночь холодная – глаза выколешь, домой хочется.
Но куда ползти на одних руках? Расхохочешься.
Дембель близок был, мне всегда везло, всем смертям назло.
О любви мечтал, о невесте, я, нецелованный.
Только крепко вот, гады, ранили, душу стиснули.
Но не радуйтесь, буду долго жить, ненавистные.
Там будет солнца луч мне душу греть.
Там, когда я вернусь, там, там, там.
Быстро тает ночь, приближается утро светлое.
Только бы успеть отыскать друзей до рассвета мне.
Но все меньше сил, кровь проклятая так и капает.
Разум мутится, вот уж смерть кружит косолапая.
Между горных скал я тропу искал и ребят моих.
А настал рассвет, я увидел всех, да только неживых.
Словно спят они на камнях сырых, мои братушки.
Ах, за что, скажи, гибнут русские здесь солдатушки?
Там будет солнца луч мне душу греть.
Там, когда я вернусь, там, там, там.
Там, я в краю родном поклонюсь церквям.
Там я для всех свой. Там, только там.
Там, только там.

Я УБИТ ПОД КАНДАГАРОМ.

Группа "Эхо Афгана".

Мой дед убит в бою под Ржевом
В году тяжёлом, сорок первом.
Он за Отчизну воевал,
Он ей и кровь, и жизнь отдал.
А я убит под Кандагаром
В бою, в селеньи очень старом,
Душманской пулей наповал.
Упал и больше я не встал.
За что убит был - я не знаю,
За что в слезах ты, мать родная, -
Не разобраться в этом мне.
Лежу я мёртвый на спине.
Афганской жизни мы не знали,
И здесь нас, право же, не ждали.
Зачем пришли мы в ту страну?
Зачем мы начали войну?
Зачем в людей мы здесь стреляли?
Мы долг какой-то выполняли...
Какой же долг среди смертей,
Вдали от Родины своей?
Стреляли нас - сначала в спины,
Потом в лицо, рвали на минах.
В войне той был какой-то рок.
Витала смерть среди дорог.
И умирали там солдаты,
За смерть им вешали награды.
Я так любил свою Россию,
Хоть рассказать уже не в силах...
Я ей готов был жизнь отдать,
Но здесь в Афгане умирать
Я никогда не собирался.
И вот я мёртвый здесь остался.
Я знаю - поздно или рано
В утробе "чёрного тюльпана"
Мой труп в Россию привезут
И погребенью предадут.
И будет небо надо мной
Сиять родной голубизной,
Берёзки будут там шуметь,
И песни птицы будут петь.
Но неба больше не увижу
И песен больше не услышу.
Могильный камень мне не даст
Увидеть это ещё раз.
Мой дед убит в бою под Ржевом,
И в тридцать пять так жить хотел он.
Меня в Афгане здесь убило.
Мне девятнадцать только было...

АФГАНСКИЙ РЕКВИЕМ.

Виктор Иванов.

"Кто больной - шаг вперёд!"
В напряженьи застыл хмурый взвод.
Лишь усмешка в потухших глазах
Промелькнёт, как тоска в небесах.
Лейтенант молча ждёт. Передёрнут затвор.
Взводный смотрит в упор.
Выбор есть, только выхода нет
В рокировке игры в этот бред,
Где на всех одна роль.
Он, конечно, остряк,
И совсем не слабак,
Но в диком беге по трудным горам,
Как и мы, не привык к сапогам.
Знал, что нас оценили в пятак
И что дело - табак.
И едва лишь забрезжил восход,
Пал, устав от боёв, замкомвзвод.
И на стёртых разбитых ногах,
На простреленных крепких плечах
Расцветала безумная боль.
Каждый первый остался у скал.
Каждый третий ещё не стрелял,
Не успевший ещё задолжать,
Был заставлен уже отдавать.
Осыпается пеплом душа.
Тонет мир под слезой малыша.
Говорят, будто Родина-мать
Не устанет солдат своих ждать.
Я поверил бы, если б она
Перед ними была б не грешна.
Не была бы слепая от зла,
И не тайная эта б война.
Если бы, если бы, если бы...

В ГОСПИТАЛЕ.

Виктор Иванов.

Ночь прошла, а все не спится,
Сколько ж можно быть под гипсом,
Когда жизнь свободной птицей
Так и просится в окно?
Подойди, сестрица Таня,
Милосердная, земная,
Рыжий хвостик озорной.
Посиди, побудь со мной.
Подними меня повыше,
Чтобы горы видеть мог.
Там мои ребята жизни
Расплескали на песок.
Долго вились злые духи
Средь разбуженных камней
Как назойливые мухи
На скупой, чужой земле.
Как мне жить, скажи, подружка.
Сердцу больно, где же кружка?
Я один из той ловушки
Встретил сумрачный рассвет,
А мои друзья, братишки,
Постаревшие мальчишки,
Все в ущелье Шинкарак.
Жить без них, скажи мне, как?
Рвались нервы, словно струны,
А в Россию из весны,
Огласив смертельным плачем,
Потянулись журавли.
В круг легли, махнув печально,
В растревоженный покой,
Где с войною дикой странной
Вёл наш взвод последний бой.
Пыль густая лезла в глотку.
Закурить бы, да что толку?
Спирту выпить бы вдогонку,
Только где ж его возьмёшь?
За хребтом вертушки выли,
А взвод лежал в крови и пыли,
И держал я фронт один,
Сам – рядовой, сам - командир.
Вышло так, что отстрелялся
И не встану снова в строй,
И на грифе струн гитарных
Не коснусь уже рукой.
Чудо больше не свершится,
Знаю, снова не срастусь.
Отпиши домой, сестрица,
Всем смертям назло - вернусь!

ДРУГ СЕРЁГА.

Марианна Захарова.

Жизнь и смерть в одной упряжке.
Полглотка осталось в фляжке.
Перевалы, серпантины,
Слева мины, справа мины.
Потерпи ещё, Серёга,
Подожди ещё немного.
Нет Серёги. Был Серёга.
Забрала его дорога.
Месяц письма мы не пишем,
Месяц серой пылью дышим.
Цепью горы и равнины.
Мы смыкаем наши спины.
С фланга духи, с тыла духи,
Облепили, словно мухи.
У дороги рвутся мины.
Кто стрелял Серёге в спину?
Ну теперь не жди пощады!
Я тебя достану, гада!
Помолись в душе Аллаху.
Я и суд тебе, и плаха.
Где тебе со мной тягаться?
За двоих я буду драться,
За себя и за Серёгу.
Ты уступишь нам дорогу.
Пусть теперь мне будет тяжко,
Пусть пуста сегодня фляжка,
Не вернулся друг из боя,
Но по-прежнему нас двое.
У меня теперь два сердца,
Не отдам Серёгу смерти.
Если жив я - жив Серёга,
Ведь одна у нас дорога.
Знайте, люди - жив Серёга!
Он меня осудит строго,
Если клятву я нарушу,
Если вдруг в бою я струшу.
За двоих мне жить на свете,
Я теперь за всё в ответе,
У меня в груди две раны,
У меня теперь две мамы...
Жизнь и смерть в одной упряжке.
Я воды оставлю фляжку,
Поклонюсь тебе, Серёга.
Ты прости, зовёт дорога.
Мой черёд не за горами,
Но, покуда память с нами,
Сберегу твою тельняшку,
Сына выучу бесстрашью,
Пусть возьмёт с собой в дорогу
Имя друга - сын Серёга.
Потерпи еще немного,
Друг Серёга. Брат Серёга.

АВЕ МАРИЯ.

Марианна Захарова.

Посвящение постовой медицинской сестре.

Нас от костлявой всю ночь охраняет
Машенька-Маша, сестра постовая.
Бережно гладит затёкшие руки,
Лаской врачуя бессонные муки.
Раны и боль - её табель о рангах.
Мы перед нею равны, словно братья.
Тихо склонилась она над кроватью –
Машенька-Маша, палатный наш ангел.
Словно молитву, шепчу её имя: Машенька, Машенька.
Аве Мария!
Нет, не в бреду мне привиделось, снилось,
И не с небес она к нам опустилась.
Машенька - наше спасенье от смерти.
Стало святым её сердце, поверьте.
Знаю, как плачет она после смены,
Знаю, что просит отсрочить замену.
Машенька-Маша, сестра постовая.
Боже, храни её, я заклинаю!
Словно молитву, шепчу её имя: Машенька, Машенька.
Аве Мария!
Знаешь, ты очень похожа на маму,
Может, заботой своей неустанной.
Знаешь, у мамы такие же руки.
Часто я их вспоминаю в разлуке.
Русая чёлочка, носик в веснушках –
С виду девчонка, а тронете душу,
Явится взору до боли знакомый
Образ мадонны, сошедшей с иконы.
Словно молитву, шепчу её имя - Машенька, Машенька.
Аве Мария!
Да святится имя твоё, ныне, и присно, и во веки веков,
Аве Мария!
Аве Мария!
Аве Мария!

Я ПОКА ВЕЗУЧИЙ.

Виктор Куценко.

Раскалённый камень, пуль рикошет.
Исподлобья пламень в девятнадцать лет.
Исподлобья жгучий взгляд через прицел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Взвод за перевалом, отошёл к своим.
Времени навалом, отпустил я их.
Банду здесь, у кручи, задержать сумел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Ни глотка во фляге, но не в том беда.
В этой передряге кровушка - вода.
Под огнём колючим есть всему предел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Строчка пулемёта. Провалилась тишь.
Где ж вы, вертолёты? Что ж ты, связь, молчишь?
И на всякий случай я чеку поддел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Раскалённый камень, пуль рикошет.
Исподлобья пламень в девятнадцать лет.
Исподлобья жгучий взгляд через прицел.
Я пока везучий, я пока что цел.
Я пока везучий, я пока что цел.

ЗДЕСЬ КАМНИ ХРУСТЯТ.

Виктор Куценко.

Здесь камни хрустят под ногами, как снег
Российских тропинок морозных.
Всё кончено, вышел на самый на верх,
И некуда деться, и поздно.
Последний патрон упустил сгоряча.
С другими ушёл он по цели.
Всё ближе мелькает чалма басмача -
Живым, видно, взять захотели.
Где выход? Где выход? Нельзя же вот так
Поднять лапки кверху на милость!
Он в школьных проделках был первый мастак,
И дерзкая мысль появилась.
У края к обрыву спиной стал солдат,
И подняты руки в смиреньи.
Метнулись к нему двое на перехват.
Рывок - и втроём полетели.
Протяжные вопли услышал гранит
И хохот мальчишеский звонкий...
А мать его нежно тетрадки хранит,
Хотя в них красуются двойки.
Здесь камни хрустят под ногами, как снег
Российских тропинок морозных.
На тропах афганских солдаты из тех,
Из школьных ребят несерьёзных.

СОН.

Виктор Третьяков.

Снова сон, и солнце над Кабулом
Расплавляет металл брони.
Снова сон, и чую сзади дуло,
И молю - Бог, меня храни.
Снова сон, и перевалом горным
Мы идём в наш последний бой.
Снова сон, и вот тюльпаном чёрным
Едет к маме Андрей домой.

Припев:
Что мне орден, коль нету ног,
И ушёл навсегда Андрей?
Сделал всё я, что только мог,
И не жалей меня, не жалей!
Что мне льготы - без ног к врачу -
Если там из свинца дожди,
Если каждую ночь кричу:
"Подожди, Андрей! Подожди! Андрей, подожди!"

Снова сон, и вижу под обстрелом
Наш кабульский аэропорт.
Снова сон, и вот вертушки телом
Прикрывают гражданский борт.
Снова сон, и я опять тоскую
По берёзам, которых нет.
Снова сон, и для чего воюю -
Всё ищу и ищу ответ.

Припев.

ДАЛЁКОГО БОЯ ДОНОСИТСЯ ГУЛ.

Николай Шуба.

Далёкого боя доносится гул,
Окрасило горы в вечерние краски,
И снится ребятам под небом афганским,
Как смотрится в воды Оби Барнаул.
И снится ребятам под небом афганским,
Как смотрится в воды Оби Барнаул.
В коротких минутах солдатского сна
Проходят ребята родными местами.
Им сосны пушистые машут ветвями,
Сияет сибирских снегов белизна.
Им сосны пушистые машут ветвями,
Сияет сибирских снегов белизна.
Кончается сказка. Как выстрел подъём,
И снова вперёд по сигналу тревоги.
Ведут в неизвестность чужие дороги,
За каждым дувалом встречая огнём.
Ведут в неизвестность чужие дороги,
За каждым дувалом встречая огнём.
И русская кровь запеклась на камнях
Герата и Хоста, Газни и Кабула.
Но помнит Афган о бесстрашных парнях,
Отдавших свой долг, о парнях Барнаула.
Но помнит Афган о бесстрашных парнях,
Отдавших свой долг, о парнях Барнаула.
Далёкого боя доносится гул,
Окрасило горы в вечерние краски,
И снится ребятам под небом Афганским,
Как смотрится в воды Оби Барнаул.

Благодарю Татьяну из Краснодара, приславшую нам тексты этих песен.