* * *

Дневниковые записи строчки,

Вы как трассера яркие точки,

Остаетесь, как вешки, на нашем нелегком пути.

Только в вас остается все злое

Наболевшее или родное,

Что могло в голове лишь остаться,

На бумагу так и не сойти.

Если что-то тебя вдруг тревожит,

Чем-то ты не доволен порой,

Пусть бумага чуть-чуть потерпит,

Только бы не товарищ твой.

Говорят мне ребята: “ Пиши, песни

Или простые стихи, мы потом у тебя перепишем,

Только душу свою в них вложи”.

Если время найдется, – напишешь,

Если сами приходят слова.

Ты как будто душою дышишь.

Но, а может быть, это – душа?..

 

Расскажите о себе немного.

 

Так получилось в свое время, как у нас говорят: “Взяли по объявлению”. Было объявление, пошел работать в ОМОН, это давно уже было 92-93, прикипел, на другое место уже как-то не тянуло, это сейчас подразвалили все спецподразделения, практически все старики поуходили, осталась одна молодежь, а чтобы обучить человека, чтоб он соответствовал всем требованиям, понимал, как и для чего он все это делает, умел делать это минимум надо три года, потому что программа подготовки очень жесткая, вплоть до горной. Сейчас все не то, что было раньше, отношение поменялись, ведь люди новые, да и задачи, которые заставляют выполнять… я не беру эти командировки, а вообще. Раньше никто не любил оставаться в ночь, там самая работа была, самая запарка: выезды, выезды, выезды, выезды – помочь там, помочь там, а сейчас ребята надевают простую милицейскую форму и шлифуют асфальт мало чем отличаются от обычных. А так в основном массовые мероприятия, как группа резерва на всевозможных футболах, хоккеях, концертах, самое трудное это “посадка”: когда заканчивается все, толпы начинают разбредаться и вот надо направить все это в нужное русло. Я тогда уже не работал, на Васильевском спуске был концерт, так один там умудрился на фонарь залезть, свалился, пришлось его на “скорой” увозить.

В группе давно играю, сейчас там помимо меня один человек - Сергей Рыбкин, он там с самого начала. Группа образовалась в 1989 году, но аппаратура появилась недавно, где-то году в 96 ее купили, тогда она стоила очень много, выбирать сами ездили, генерал сначала даже подписывать не хотел, потом его убедили что надо, действительно стоит. Купили аппаратуру, чтобы можно было как-то обработку на песни накладывать, правда сейчас она снова устарела так что надо ее обновлять. Вообще я планирую, чтобы была ударная установка отдельная, отдельно бас.

Сколько Вы в ОМОНе прослужили?

Почти семь лет.

И командировок у Вас за это время было…

Две. Я несколько странно уезжал в свою первую командировку. Родственники отправились смотреть дом, мы ездили их провожать, и я порвал себе связки на ноге, это было где-то 6 января. Приехала “скорая” отвезла в СКЛИФ, оттуда меня мои ребята утром забрали и привезли домой, я два дня вылежался, потом должен был идти к врачу, позвонил, а мне они сказали что уезжают. Тут меня “заело” : как это так уезжают и без меня, сколько мы с ними вместе. В шесть часов утра я проснулся встал, а мои говорят: “ Ты куда?” – “Ну как, мне ж к врачу надо, с такой ногой пока доковыляю”. Еще машину вызвал, за мной приехали, поэтому ни свет ни заря я приехал. “ Ты же на больничном, ребята тебя сами забирали ты на ногу ступить не мог – Да это когда было, я просил выходной, вот считайте что это у меня был выходной – Да нет, нельзя, у нас списки 12 человек”. 12 часов дня, а одного нет, посмотрели на меня: “ Что, поедешь? – конечно – а ну-ка пройдись” – пришлось пройтись даже, скрипя зубами, поплясать. Зачислили меня, а потом другой пришел, в итоге отправили группу в 13 человек. Первый раз получился вторым номером гранатометчика, килограмм 30 на себе таскать, буквально за неделю нога почему-то окончательно прошла. Борт был 11 января, Лужков выделил персональный аэробус, ИЛ-86 двухэтажный, все для нас приготовили, даже приятно было. Во Владикавказе пришлось подождать, а уж потом – Моздок, потом по железке до Червленой доехали. Основная масса, загрузилась, когда колонна подошла, а нас осталось 35 человек, боеприпасов совсем чуть-чуть, только то, что нам выдали, а темнеет там быстро, хорошо, ребята приехали, волгоградский ОМОН, вагон подогнали, “Мужики, давайте подходите, кому что надо, боеприпасы, у нас же этого добра навалом” – мы туда подошли, они нам помогли, в общем хорошо что они подъехали, а то бы тяжко пришлось. Правда там еще железнодорожный ОМОН стоял, не помню из какого города, но все равно людей мало было: то ли 80 то ли 110 человек. Приехали, в окрестностях аэропорта Северного, Старопромысловский район, там недалеко мебельная фабрика была, ну мы брезент расстелили и на бетон, утром, правда, все чихали-кашляли, правда, привезли с фабрики материал и такие себе нары двухъярусные сколотили, народ смотреть приходил, там некоторые кровати притащили, но с нашими нарами не сравнить, еще нашли ткань для обивки мебели, раскатали в несколько слоев, прелесть была. Пока в Червленой стояли, там местные жители всякую живность продавали, мы скинулись и двух гусей купили, их откармливали. Ящик какой-то нашли, где их держать. У нас один за ними ходил, выводил их как время свободное было.

Все песни были ночные. Днем времени не было, а ночью под фонарем писал мне иногда говорили “Композитор, туши свет, спать пора”, а потом вроде бы привыкли, никто не мешал.

Вторая командировка вообще уникальная была. Попал в Гудермес, вначале вроде как все, а был у нас старший, и ему не понравилось, как водитель себя за рулем ведет, и он мне предложил попробовать. Я его провез, и он мне сказал: “Все, ты сидишь”. И вот на этом УАЗике все поездки, поездки, поездки. Там расстояния-то все 30-40 километров, но за командировку я накатал 5000. Тогда все только начиналось: их прижали к горам, а там деваться некуда, уже граница с Дагестаном была, и тут приказали все остановить, никаких действий. И был, не приказ, не было никаких распоряжений ни по линии Минобороны, ни по линии МВД, по поводу переговорных групп. Получилось как, сижу в расположении, вызывает меня комбат: “Кому можешь свою машину отдать? – Не понял – Тут такое дело… я приказать не могу, надо ехать на переговоры – Никому – Так, ну ладно, – говорит – с водителем вопрос решен”. Дальше : “Так. Кого еще?.. – офицеры рвутся, он – Нет, вы – офицеры, ваше дело здесь”, взяли еще двоих, это от отряда было, потом двое “областников” – опера, они ведь тоже ездили, и плюс с нами ездил зам. коменданта. Шесть человек и туда, к ним “в гости”. Первый раз поехали, утром часов в 8-9, я в зеркало заднего вида смотрю, вижу, комбат нас крестит. Я говорю: “Мужики, нас комбат перекрестил”, ну они посмеялись. Вернулись где-то часа в два или в три, обед пропустили, но для нас все оставили. Передают сейчас: вот раньше война, перед боем положено выпить. Это все ерунда, если выпьешь только себе хуже сделаешь, после боя – согласен. Вот первый выезд закончился, комбат поставил на стол: “Давайте по маленькой”, взяли все кружки, выпили, и тут у всех стали руки ходуном ходить.

Я после первой командировки, когда домой приехал, захожу из коридора, мои ничего сказать не успели, машинально раз - и в углу распластался, они на меня смотрят : “Успокойся, ты дома”. Сколько лет уже прошло, но постоянно шторы на окнах и дверь закрыта – иначе не могу заснуть. Кто-то ко мне в комнату заходит, я автоматически просыпаюсь, уже рефлекс. А после той командировки, если я до этого разговаривал довольно-таки громко, то после людям приходилось ко мне прислушиваться. Такое давление на психику было, чеченцы включали свои записи на подобие: “Горит мой танк, горю в нем я, а за спиною родина моя”… Наша одна машина, нас там 6 человек, мы подъезжали на встречу, а их там караван: машин 6-7 и больше кроме нас никого. Зам. коменданта уходил, садился к ним в машину, а от них молодой отморозок садился мне за спину, причем у него был патрон в патроннике и автомат был снят с предохранителя.

В одном месте так обложили, не помню, куда мы заезжали, с одной стороны канава, с другой - забор, с третьей тоже чего-то там перекопано, и получилось, что мы заехали на этот пятачок, а перед нами 6 выстроилось, и они практически нам закрыли дорогу. Наши трое пошли на переговоры, а мы смотрим, они начали танцевать, а танцы у них своеобразные, так они себя заводят: когда они начинают так танцевать, это может неизвестно чем кончится, и вот мы сидели втроем и разбирали, кто какую машину из этих шести успеет взять. Где-то через неделю в соседний полк приехал представитель испанской миссии ОБСЕ в Европе, полковник - артиллерист, Рей Карлос. Он тоже с нами ездил, по-русски он нормально разговаривал. Тогда о нашей группе никто ничего не знал, никто ничего не писал, когда мы закончили уже, стали корреспонденты появляться, а до этого никто и не знал, что это такое. Один раз заехали в горное селение, там помимо нас с бригады человек 5 приехало, войсковики. А там чем плохо, что связи никакой, что я только ни пытался сделать, потом мы узнали, что комбат на иголках сидел, готов был поднимать всех, кто есть, и ехать искать. Где искать, правда, не знал. Часа 4 связи не было. Катались по этим селениям, докатались до 23-24 часов, в такое время там наши вообще не ездят, обратно едем, кроме нас на дороге никого. Подъезжаем на въездной блок, там договорились, все нормально, но нам надо было проехать через город и отвезти этого испанца в тот полк, где он жил. Подъезжаем к выездному посту, там тишина, можно сказать, гробовая, я сигналю, мигаю – тишина. Вдруг слышим, зашевелились, и крик: “Погаси свет!”, но разобрались, что если свет погасим, то совсем темно будет. Потом крик: “ Один ко мне, остальные на месте!” – сейчас все это вспоминаю - смех разбирает, а тогда не до смеха было, майор этот пошел, делает он буквально несколько шагов в свете фар, а они же дают эффект, как будто размножения, то есть не одна фигура, а как бы несколько получается, а с той стороны вопль в истерике: “Я сказал один, остальные на месте!”, бедный майор аж присел чуть ли не на пятую точку: “Да один я, один!”. Повезло, что все нормально получилось.

Лучше сто раз пропотеть,

Чем один раз стать холодным,

Или лишний патрон не помеха.

Как мне мужики: “Куда ты на себя столько гранат”, когда мы с группой ездили, я говорю: “Ребят, пусть они лежат”, помехой никогда не бывали. По поводу переговорной группы была написана песня “Запад-3”.

В основном юмор рассказываю, потому что про что-то серьезное рассказывать и не тянет. Среди ребят, которые побывали, никто особо ничего рассказывать не будет. А иного послушаешь, такого наворачивать будет, а на деле-то окажется что нигде ничего.

Честно говоря, вспоминаю все это, не хватает. Бывает, ностальгия гложет, не дает покоя.

* * *  

Зацепило ком в горле -

Не продохнуть,

Зацепило по памяти -

Тронемся в путь.

Шел случайно по улице,

Старенький двор.

Струн гитарных по нервам

Рванул перебор…

 

Припев:

Ведь только, кажется, вчера

Война кровавая была,

А ты не можешь спать

С открытой дверью.

Зажав в руках своих платок,

Мне мама скажет:

“Все, сынок”

 

Ах, как мне в это хочется поверить.

Свечки пламя горящее

Хочет мне подмигнуть.

Схлынул день уходящий,

Нервы тронулись в путь.

Нервной строчкой ложатся

На бумагу слова,

С пережитою болью

Выливает душа.

 

Припев.

 

Обещали закончить

Тот последний рывок.

Все, ребятушки, дембель,

До свиданья, Восток.

По погибшим последним будет

Залпа салют,

Но компанией первой

Ту войну назовут.

 

Припев.

 

Звуки струн слышат уши

И родных, и друзей,

Но они не осушат слез

Из глаз матерей.

Кто-то мало карманчик

Свой набил на войне,

И опять гибнут парни

На чеченской земле.

 

Припев.

 

Ах, как мне в это хочется поверить.

 

Сначала были командировки по 45 суток, потом 2 месяца, потом 3, сейчас по полгода. Как говорят врачи, психологи, психиатры, даже 45 суток нахождения там это уже выше крыши. А мужики сейчас там находятся по 3 месяца. Иной раз терпения хватает великого, чтобы не сорваться друг на друга, а у них же в руках оружие. Вот собираются сейчас по полгода вводить, не знаю, что из этого получится. Кому-то, видимо, выгодно, каждая отправка денег стоит, и на этом выгадывают. Знаю, что до сих пор есть неувязки по связи между разными подразделениями, все так же продолжается, особо, к сожалению, ничего не изменилось.

Взвод.

Река и шумит вода ночи напролет.

Палатка, зарево костра и десанта взвод.

Пыль и грязь оседает с дороги Аргун-Гудермес,

Что с того, что не полным был взвод

Лишь бы дух не пролез.

Растаял день, огнем пламенел закат.

Уставшие спят бойцы, рядом автомат.

Говорили постам, чтоб не спать,

Шорох каждый ловить.

Жаль, что некому больше это все повторить.

Устав, прикрыл глаза кто-то из бойцов.

Казалось, кроме сна нет сильней оков.

Тихий шорох прокрался в ночи легким звоном клинка,

И ребят всех подряд вырезала чужая рука.

Лишь пламенел закат в дальней стороне,

И много молодых пало в той войне.

Мы когда-нибудь взводом придем к вам, родные, во сне

Нам хотя бы во сне босиком по росе

Прошагать по родной стороне.

 

На дороге из Гудермеса, она пересекает Аргун и Грозный в одном месте мосток есть, там стоял пост: взвод десанта и кто-то проспал и всех вырезали. Таких случаев, к сожалению, очень много, очень. Все песни, которые написаны и дальше будут писаться - они все основаны либо на тех событиях, где сам участвуешь, либо по рассказам непосредственно участвовавших, дальше третьих-четвертых лиц старался не заходить, потому что так могут перекроить, что не поймешь, что там на самом деле происходило. Не все песни сразу писались, на новом альбоме, например (“Военный синдром” – ЕК), песня “Медсестра” писалась 5 лет: сначала первый куплет был написан, потом второй, который стал припевом, когда в госпиталь попал дописал остальное.

А Вы песни до командировок не писали?

Писал, только, в основном, стихи. Они как-то разбегались. Я спокойно относился, писал, но особо не хранил. Что осталось, то осталось.

Сейчас стал писать женские партии, чего никогда не делал, у меня три песни написаны для девушки. Так получилось, взяли человека к себе, но к сожалению, ничего путного не вышло. Планы были большие, но не получилось.

А после службы Вы куда устроились?

Решил отдохнуть немножко, месяц, но отдыха получилось недели полторы. Ребята знали, что я ушел, и тут же сосватали на работу. И то же самое со второй работой, просто разговаривал, что собираюсь поменять, и мне предложили. Сейчас опять подумываю что-то поменять. Я единственное сразу решил, что не пойду ни в какую охрану.

Мне и тогда и сейчас могут ночью позвонить, если у кого-то что-то случилось. Просто собираешься и едешь, берешь с собой кого-нибудь и едешь. Работа и пребывание там - оно накладывает свой отпечаток в отношениях между людьми, к сожалению, правда, попадаются откровенно говоря плохие люди. Пребывание там проявляет, какой человек, хороший или плохой, причем сразу проявляет. Можно такого насмотреться, в ком-то жестокость сразу выплывает необдуманная. Если человек нормальный, он и после этого останется нормальным. Я не скажу, что война очищает, но пройдя все это, учишься ценить уважать что-то хорошее не только в людях, но и вообще. Может, я и не прав, сколько людей, столько и мнений.

* * *

Обложили меня, обложили меня,

Не дают вставить ногу мне в стремя коня.

Чем дышать, как жить – обложили…

Обложили меня, обложили.

 

Припев:

Если б мог бы я знать, чем закончится бег,

Если б кровь свою другу отдал всю до капли,

Но вот только на взлете обрезан разбег…

Не дыши, не иди, ну а жить? – это вряд ли.

 

Если б знать точно мне, куда ножкой ступить,

Не младенец, я чтобы идти вам по карте,

Вас понять не смогли бы мои мужики,

Я же взрослый уже, мне хотя бы дышать бы.

 

Припев.

 

Обозначен флажком предрассветный забег,

И охотник вам номер поставил недаром.

Знаю, скоро закончу последний разбег,

Только порох потрачен был мною недаром.

 

Припев.

 

Это еще свеженькая, 2001 год июнь, даже без названия еще пока.

А вот басня:

* * *

Закончен яркой жизни хоровод,

Застыли маски, нас к себе зовет

Тот, кто до срока наблюдал, помочь пытался,

Терпеливо ждал, глядел на наши грешные ошибки,

Порой от счастья скрыть не мог улыбки.

Но больше год от года он мрачнел…

Россия! Ты в начале славных дел.

Мелькали поколения, века,

Забыто начинание Петра.

Лукавый здесь его опередил,

Телец златой все больше стал нам мил.

Забыли все, чему учили деды:

Честь, уваженье, наши славные победы.

И словно в наказанье на верхах

Дана нам кучка сменного дерьма,

Того, что там меняли год от года.

Дерьмо, как не меняй – дерьмо.

Что сделаешь? – природа.

Мораль видна, но дело еще в том,

Что каждый может обрасти своим дерьмом.

 

В брежневские времена меня за эту басню бы… Сейчас вроде бы нормально, хотя тоже косо посмотрят, не обрадуются.

* * *

Напишем басню в назиданье,

Другим упрямцам в наказанье.

Не отрекаются, любя, от тех,

Кто все других дороже.

Другой ведь и позлей и строже,

Ему лишь вывеска нужна,

Чтобы похвастать пред друзьями,

Представить их прекрасной даме.

Коснувшись жизненных невзгод,

Что души нам порой калечат,

Он так обставит свой уход,

Что ты доверчиво поверишь

О том, что на исходе сил

Он так страдал и так любил,

Что пожалеть его должна,

И что болит его душа.

На самом деле ничего,

Волнуют только лишь его

Свои стремленья и желанья

И мелочные притязанья.

Где раньше было благородство,

Там пустота, его уродство

Сквозь сад красивый проросло.

А тот, кто был к тебе помягче

Тот бескорыстною тропой ушел,

Но все ж еще живой.

Ты позовешь или отпустишь,

Ты улыбнешься или в грусти,

Лишь попадешь к обману в плен.

 

А вот одна из женских песен, которую просили меня написать, что-то сбирались делать, написал специально для них эту песню, но она оказалась не нужна, написана в прошлом году, она называется “Возвращайся”:

* * *  

Как капелька дождя, упавшая с небес,

Мне весточка твоя, пришедшая с войны.

Забрал тебя Кавказ, как тысячи других,

С тобой прощалась я у взлетной полосы.

 

Припев:

Возвращайся поскорей ко мне, мой милый,

Позади оставь печаль и боль войны.

Возвращайся поскорей ко мне, любимый,

В моей жизни светом будешь только ты.

 

На сводки из Чечни с тревогой я гляжу :

Мелькнет ли на экране любимое лицо ?

Хотя бы лишь на миг увидеться хочу,

Почувствовать тепло и ласку твоих губ.

 

Припев.

 

Тянулось время долго в обычной суете,

Забилось сердце птицей, звонка услышав трель,

Я с трепетом открыла и замерла, а мне

С порога улыбался любимый человек.

 

Припев.

 

* * *

За столиком в ночном кафе с тобой сидим.

Мелькает зарево реклам и огоньки машин,

Ложится мягкий полумрак, и тень твоих ресниц

Скрывает от меня твой взгляд, но счастью нет границ.

 

Припев:

Не уходи, побудь со мной, мой милый, мой,

Поговорим хоть пят минут о нас с тобой,

Я не сказала все тебе, что на сердце лежит.

Не уходи, побудь со мной, мой милый, мой,

Поговорим хоть пят минут о нас с тобой

 

Глядеть не надо на часы, ведь время так спешит.

А звуки музыки лились, глуша наш разговор.

Вплетались, мягко рисовав затейливый узор,

Случайный эпизод сломал твою любовь ко мне,

Поверив лишь глазам своим, видению в окне.

 

Припев.

 

Лишь ревность глаз, а не души была тому виной

Не торопись и не спеши, мой милый, дорогой,

Поверь сейчас словам моим, отбросив ложный взгляд,

Сломать любовь ведь так легко, но не вернуть назад.

 

Припев.

 

Это где-то год 96.

А эта песня тоже по заказу написана?

Просто к нам девушка пришла, и я начал женские писать. Чтобы написать, надо выйти из себя, сажаешь свою шкурку на стульчик, а сам смотришь глазами другого человека.

* * *  

Твои глаза мне расскажут многое о том,

Что шепчет снег, белый снег, лежащий за окном.

Среди тысяч путей и дорог,

Среди многих волнений, тревог

Теплота этих глаз будет всюду со мною.

 

Припев:

Для тебя эту песню пою, для тебя.

Мягкий взгляд говорит, как ты любишь меня.

Не сердись, не грусти, милый мой,

Можешь просто быть рядом со мной,

Если вместе свела нас судьба, я скажу ей: “Ты мой”.

 

Мне говорят, держись подальше от него.

Что может взгляд обманчив быть, скорей всего.

Я не слышу советов подруг, если рядом со мной милый друг

Сердце мне говорит, обмануть ты не можешь.

 

Припев.

 

Наступит день, ведь сладок первый поцелуй

Верь, милый, верь и ни к кому ты не ревнуй,

Просто я наконец поняла, нет дороже и ближе тебя,

Только рядом с тобой я покой обрела.

 

Припев.

 

А приходилось ли Вам работать с эстрадными исполнителями?

Очень часто сталкиваешься с разными людьми на экране он один, а за кулисами совсем другой. Например Юлиан, на самом деле, плохой человек. Был однажды смешанный концерт, награждение, люди разные. Для каждого обозначено, к какому времени подъезжать, все же артисты везде заняты и подъезжают к определенному времени, а он приехал раньше и с таким апломбом: “Либо я пою, либо уезжаю”, его попросили подождать, нет – настаивал на своем. В то же время мне понравился Вилли Токарев, с ним частенько приходилось работать, на десятилетие отряда я ему подарил свою кассету “Цветы из Грозного”, потом через некоторое время мы снова встретились, и он мне сказал: “Что-то я твоих кассет в других городах не видел – Да тираж маленький- Жаль”, не знаю что будет дальше, но вот этот простой отзыв мне дороже всего, что было на телевидении. Потом были съемки “В нашу гавань заходили корабли”, просили тех, кто работает на студии, на этой передаче, дать нам кассету с полной записью, для себя, они согласились, но так и не сделали, мы сами сделали записи с телевидения, а от них до сих пор тишина. И вот такие случаи происходят сплошь и рядом.

А как к Вам относились на записи передачи, как ко всем или в ту или иную сторону выделяли?

Как ко всем. Вместе с нами был актер Стеблов, нас всех представили, и вопросы задавались вразброс. Не было никакого акцента. Нормальное отношение и передача сама. Мы до съемок еще встречались и обговаривали, как передача проходить будет. Он просил, чтоб мы в масках выходили, но сейчас работать в масках запрещено и даже в камуфляже запрещали работать, слишком много под этой маркой происходит.

* * *  

Нас немногие помнят в лицо,

Просто имя, а, может быть, кличка.

Среди нескольких сотен бойцов

Каждый чем-то из нас обезличен.

 

* * *

Если мы не будем улыбаться,

Если позабудем шутки на войне,

То тогда мы озвереем, братцы.

Тяжелее будет нам вдвойне.

Если выдалась свободная минутка

Хмурить брови ты, браток, не смей!

Другу улыбнись ты на заданье,

От улыбки нам идти бодрей.

 

Есть у меня еще шуточные песни. В один из дней так получилось, кто-то из ребят сказал, что в другой роте мужики переделали песню “Спят усталые игрушки”, свои слова сделали, а ты все чего-то тут никак, я сказал, что любой дурак так может переделать, взять музыку и наложить свои слова – “Да ну, скажешь” за 10 минут я им две песни сразу сделал. Первая была переделана из “Песни Лешего” из “Новогодних приключений Маши и Вити”:

* * *  

“Шутить, ребята, нечего” – нам ротный говорил,

И комендант по заднице дубинкой засветил,

Ведь если что у нас случается порой,

Все время сзади комендант с дубинкой заказной.

 

Припев:

Поверь ОМОНовцу, ееее не лгу,

Но жить по-новому, но жить по-новому

Я не ма не ма не ма не могу.

 

“Машинки все в “холодную”” – нам ротный говорил

Боезапас гранатный сдай, хоть он их не дарил,

А если рано включишь свет у нас в купе

Лежим и не сдаемся мы, как червь на борозде.

 

Припев.

 

Майор не унимается, по пяткам всех стучит

А коль не будешь слушаться, то кичею грозит,

И мы, придя туда, напоим караул.

Смотри теперь, чтоб караул в вине не утонул

 

Припев.

 

Вот так, короче говоря, вся наша жизнь идет

Дубинка комендантская куда попало бьет.

И если ошибется кто из нас порой,

Прошу, не наживайте вы, ребята, геморрой.

 

Припев.

 

Так сложились обстоятельства, я не буду подробно расписывать, попали ребята там на свою “губу”, даже в тех условиях и, в связи с этим, эта песня появилась. Комендант услышал эту песню и : “Где этот композитор?!” – берет дубинку и носится, ищет меня, а дубинка была вырезана из ножки стола, здоровая такая. Это было что-то, я прятался в холодной комнате где у нас хранились боеприпасы, продукты, мелочь всякая, вот там я, закрывшись, и сидел, слушал. Только запись прошла, ребята кассету в магнитофон, чтобы все послушали…

Вот тоже шуточная:

* * *

Наш комендант на палку чист,

Хоть он не очень-то речист,

И предстоит работа нам без выходного.

Уходим в город мы с утра, шмонаем всех,

Как фраера, и не умеем делать ничего другого.

Уходим в город мы с утра, шмонаем всех,

Как фраера, и не умеем делать ничего другого

А наш ОМОНчик глушит самогончик,

Комендатура не поставит нам заслончик.

И пусть на кичу нас ведут, мы будем пить,

Как пили тут: бутылка водки прошибет любой заслончик.

Не надо пива и вина, достань бутылку коньяка,

А не найдешь коньяк – тащи нам самогончик.

Сидят на киче мужики, сидеть им, в общем, не с руки

И задубеешь, не приняв стакан спиртного.

А комендант грозит очком, у нас уж волосы торчком,

Ну как же нам прожить теперь без выходного ?

У нас ведь коньяка баул, и будет пьяным караул,

А комендант берет дубинку в руки снова. (О зараза!)

 

А это уже из “Любэ” переделка была:

* * *

День и ночь гуляет братва,

Тишина братве не нужна.

По Тверской сейчас мы едем,

По Тверской сейчас мы едем,

Только в Грозном, а не в Москве.

Где-то застучал пулемет,

Мины начал класть миномет.

Эй, ребята с БТРа, не жалейте свои нервы

Пуль вокруг нас ищет много - жизнь одна.

И у всех болит душа, закурили кореша,

Ша-ша-ша шагаем в сферах мы

С бронежилетами, сверху черное небо с просветами.

Эй, смелей, ОМОН! Ты стреляй, братва!

Моджахедам приходит хана.

Лица заросли бородой,

Что, браток, ты ходишь смурной?

На нас смотрит вся Европа,

Надерем чеченцам ****

И тогда уедем домой.

У растяжки, чуть дыша,

Закурили кореша ша- ша -ша…

 

На где-то взятый мотив написать особо мозгов не надо, а самому что-то написать - это уже труднее намного. Меня ребята спрашивают, почему я не вставил их в альбом, я говорю, что слова там несколько вульгарные что ли, несколько не так будут смотреться, постеснялся, может быть, не каждую песню можно поставить. Восприниматься не так будет.

* * *

Открыли мы в Чечне еще один закон:

Круговорот ОМОНовцев у печки,

Неспешный и шутейный разговор,

Стоит, неспешно прогорая, свечка.

Сидим и позабыли про часы:

Кому на выезд, кто завтра отдыхает.

Мы молодые с бородами мужики,

И каждый много баек знает.

У печки хорошо было, правда ротный гонял. У нас буржуйка на обогреве стояла, а производственные корпуса, высота потолков метра 4 наверное и там, не сильно поднимаясь над крышей, выходил кусок трубы. Кто-то из ребят выкинул старые кроссовки. Дневальным был человек, который за гусями ухаживал, и ребята предложили ему их в печке спалить. А тот недолго думая, вместо того, чтобы по одной закинуть, сунул сразу пару, дверку закрывает. Там же тяга пошла, а на кроссовках пластик, и постепенно нарастающий гул такой слышен, смотрим на трубу, причем половина мужиков даже проснулась, труба становится малиновой и по рации мат-перемат: “Что такое?! Кто там?! Демаскируемся !” – выбегаю на улицу, а труба и на полметра над крышей не возвышалась, а тут над ней метровый столб пламени. Ему, конечно, досталось.

Один раз было: свой же пулеметчик со своего же поста ночью, что-то ему там померещилось, дал очередь, как раз очередь пришлась на туалетные кабинки, которые на улице, вернее, чуть-чуть повыше, и вот у нас народ оттуда вылетал в таком виде. Мы сами повылетали, и в это время эти бедолаги оттуда несутся.

Была у нас баня… Пока не построили, за неимением, как парфюмерия попадается, протирались. Водку и спирт старались не тратить, потому что погода стояла такая, что, чтобы не простудиться, лучше принять немного. Там это было незаметно, потому что не как в фильмах показывают по 100 грамм, а была у нас упаковка из-под чая импортного, там специальный отсек, то ли 30, то ли 40 граммов, больше не нальешь, так мы специально переливали туда, и оттуда наливали. Вот и получалось по чуть-чуть, только чтобы не заболеть. И вот вырыли яму такую хорошую, глубокую, там сделали парилку, а основная помывка была в палатке армейской столовой, а парная была внизу. Там единственное, что плохо было – лампочка освещения 220, сколько у нас ожогов из-за нее было. Все этой баней были довольны. Что там этот боец увидел, не знаю, была очередь, и на этих водогрейках армейских тэны все были перебиты. Бойца по-тихому сменили с поста и по-тихому увезли, чтоб никто не узнал, потому, что иначе бы ему досталось: баню испохабить, в тех условиях это было… Шампанским берцы мыли, французское шампанское, пить-то его не будешь, а по грязи прошел надо же чем-то мыть, и воды особо не найдешь, а это под руку попало, раз-раз и чистенькие.

Это песня написана где-то в 89-ом году, она связана с выводом:

Каскад.

Мы не носили ОЗК, но потом заливало спины.

Ночные рейды по горам, ведь не прогулка у калины.

За камнепадом камнепад, ущелье минами накрыли,

Наш капитан ведет “Каскад”, чтоб остальные люди жили.

Наш капитан ведет “Каскад”, чтоб остальные люди жили.

Не каждому во тьме дано судьба, а, может, просто пуля.

Кого-то увезут домой, а кто-то ляжет в госпиталь в Кабуле.

За камнепадом камнепад, ущелье минами накрыли.

Наш капитан ведет “Каскад”, чтоб остальные люди жили.

Наш капитан ведет “Каскад”, чтоб остальные люди жили.

На родину последний бой, и кровь течет по синему берету,

А капитан дает войне отбой, не надо подниматься на рассвете.

За камнепадом камнепад ущелье минами накрыли

Наш капитан ведет “Каскад”, чтоб остальные люди жили.

Наш капитан ведет “Каскад”, чтоб остальные люди жили.

 

Мой напарник, он сейчас продолжает в органах работать, если у него дома бываю, он обязательно эту песню просит. Напарник в каком смысле - мы понимаем друг друга с полуслова, на выходах, зачистках машинально, я замираю - он начинает двигаться, действительно напарник.

Помню, на мебельной фабрике проверяли склады и нашли соду. А условий-то никаких, естественно сразу набежала толпа, начали выдавать по две пачки. Чтоб большему количеству людей раздать ( долго там тоже не могли сидеть, а регулировать надо ), вытащили несколько человек из этой толпы, чтоб они там раздавали. Больше всего меня поразило: однажды пришла девчушка на базу, выражение “ветром носимая” - это даже мягко сказано, вот как показывают съемки гитлеровских концлагерей… Мы быстро собрали, что у нас было : масло, конфеты, консервы, все нагрузили, хлеба, у нее аж дар речи пропал, она с матерью была. На выход идешь, постоянно в карманах чего-то лежит. К русскоязычному населению там отношение было ужасное. У меня есть съемки оперативные, где одна женщина рассказывала, как чеченцы в школе проводили “урок полового воспитания” с молодой учительницей, на глазах у всех детей. Она так открыто говорила, потому что думала что ее не снимают, а так там стараются не говорить: боятся.

* * *

Вы видели сгоревший БМП

И трех ребят, что до своих не доползли?

Лежит отрезанная голова,

Ножами их добили, даже жгли.

Старушка со слезами на глазах

Нам говорила, как малые пацаны

Бензином обливали тех солдат

И жгли, и резали, чтоб не жили они.

Где зародилась та жестокость,

Та злость и ненависть сегодняшних дней,

Чтоб, перестав быть человеком,

Десятилетние и резали, и жгли.

Увидишь и услышишь ты все это,

Подумаешь: “Как трудно мужикам,

Остаться человеком, а не зверем

И доверяться внутренним весам”.

 

А следующая песня была написана на десятилетие отряда, но на сцене появится в тот день так и не дали. Мы в общей сложности за сценой простояли пять с половиной часов, а в итоге так и не попали - как раз ее хотели спеть:

* * *  

Добрый вечер, поздравляю вас со сцены я, друзья,

Огорчаться и грустить сейчас не надо.

Вы сегодня позабудьте, что настали холода.

Это праздник наш, ему мы рады.

 

Припев:

Каждый год октябрь багряный 23-го числа

Вам запомнятся хрустальным звоном.

Всех бойцов и командиров вы поздравите, друзья,

С днем рождения московского ОМОНа.

Всех бойцов и командиров вы поздравите, друзья,

С днем рождения московского ОМОНа.

 

Вы дарите всем улыбки, о другом я не прошу

Как-никак, а мы друг другу братья.

Пред опасностью стоите вы всегда плечом к плечу,

Так чему ж теперь не нам удивляться ?

 

Припев.

 

Наших боевых подруг я за всех благодарю.

Вы волнуетесь, ведь мы на службе.

Охраняем город счас, но тепло в душе у нас,

Знать, что ты кому-то тоже нужен…

 

Припев.

 

Вот эту песню мы готовили и нас не пустили. Причем рассказывали, сидели ребята, видимо, наши. Один другому говорит: “Вот смотри, такой-то поет, – Да подожди, давай по стаканчику, сейчас наши выйдут, их послушаем”. Нас ждали. Состояние шоковое. В это по тому же поводу стихотворение:

* * *  

Не надо оваций, наш выход на сцену.

За это отдали немалую цену,

За это платили вдвойне на войне

И всем нашим близким и мне, и тебе,

Казалось, настанут счастливые дни,

И сцена для нас зажигает огни

Но кто б мог подумать и предугадать,

Что выход на сцену в бою надо брать.

 

Вот 15-летие будет, если опять не пустят, то не знаю, слов не будет – одни эмоции.

Эта песня написана ко Дню Победы. У нас ветеранов постоянно поздравляют, и вот что получилось:

* * *

Над полями России птица, с черным крылом,

По весне пролетела, восемнадцать нам было.

На дорогу из боли время быстро прошло,

И в свинцовой метели нас война закружила.

 

Припев:

Закончен бой, над полем стелит черный дым,

И сердце дрогнет, слыша голос птичий звонкий.

Ребятам молодым, уже совсем седым,

Так хочется обнять свою девчонку.

Ребятам молодым, уже совсем седым,

Так хочется обнять свою девчонку.

 

И не ждать, не гадать, да и выбора нету,

Чем нам жизнь оборвет, проспиртована глотка,

А с соседней высотки снова бьет пулемет,

И радист отстучал нам последнюю сводку.

 

Припев.

 

Отгремела война, и по кронам берез,

Что стоят, зеленея, пробежит легкий ветер.

Нам с тобой не забыть, сколько горя и слез,

Пепелищ и руин повидали на свете.

 

Припев:

Закончен бой, над полем стелит черный дым,

И сердце дрогнет, слыша голос птичий звонкий

Ребятам молодым, вернувшимся с войны,

Остаток лет крутить ту кинопленку.

Ребятам молодым, вернувшимся с войны,

Остаток лет крутить ту кинопленку.

 

* * *  

Пеленой покрывается небо,

До заката мгновения быстро летят,

Ведь бывает решишь сходить вечерочком за хлебом,

А окажешься в белой купели палат.

 

Так я в госпиталь попал: надо было в отряд микрофон занести, мама меня попросила хлеба купить. Я зашел к медикам, попросил дать мне что-нибудь – руку поднять не могу, они мне давление измерили, сразу машину и меня в централку, сутки реанимации, потом нормально.

 

Как мне сказал один, когда я там начинал с “Московскими окнами”, проходил всесоюзный конкурс авторской песни, что у меня большая склонность к творчеству Розенбаума, может быть что-то перекликается, но надо вдуматься.

* * *

Есть полумаска, полувзгляд,

Мы дальше продолжаем ряд:

Есть полумесяц, полуправда,

Не правда ль, выглядит забавно.

Закончить этот список просто:

Есть получеловек, и нет вопросов.

Полудерьмовой полуправдой свой коротаешь век?

Забавно, не верить, что ты человек.

А вот кто-то что-то сказал мне о военных съемках:

Я понимаю, что ты много не знаешь,

Но даже это тебе право не дает

Так отозваться о военных съемках,

То – наша память, и она по душам бьет.

 

У нас был заместитель командира отряда, у него сын женился, так специально свадебный вальс написал, давно уже было - 98 год, сентябрь:

* * *  

Видишь, осенний пожар разгорелся в листве,

Свадьба гуляет и радостно мне и тебе.

Дождик, оставив нам лужи, куда-то ушел,

Вместе по жизни идти по жизни с тобою вдвоем.

 

Припев:

Мы поздравим всех гостей, что гуляют звонкой песней,

Пьем за наших молодых, ты, жених, кружи невесту.

Пусть печаль незаметно проходит для вас без следа.

Музыкант, вам играя, желает лишь только добра.

 

Нежности вам друг для друга не надо жалеть,

Словом простым вам супруга стараться согреть.

Если принял, поверил, иди до конца!

Ревность пусть не остужает вам ваши сердца.

 

Припев.

 

Пусть год за годом меняется лето зимой,

Каждый из вас пусть запомнит тот вальс золотой.

И хорошо бы всем вам через лет 25

Снова гостей на серебряной свадьбе встречать.

 

Припев.

 

Звездочка моя.

Меня надежда за собой манила

Звездой при выборе дорог.

Глаза твои и голос милый,

Что я в душе твоей сберег.

День наступает, звезды гаснут,

Но остается лишь одна, та,

Что всегда была прекрасна,

Но, к сожаленью, холодна.

Звездочка моя.

Писать тебе, и знать, что безнадежно,

Ответом будет тишина,

Сейчас понять не так уж сложно,

Как для меня ты дорога.

Гитары звуки затихают,

Касаясь ласково души.

Тебя люблю и не скрываю,

Прошу, с ответом не спеши,

Звездочка моя.

Прости, что так сейчас дрожит мой голос,

Пою о том, чем я живу,

И вижу мягкий шелковистый волос,

Склоняясь к твоему лицу.

Уже в пути звезда погаснет, та,

Что светила много лет.

Хотелось, чтобы не напрасно

Прожил на свете человек,

Звездочка моя.

 

Уже лирика пошла, но это дело прошлое. Иногда так складывается ситуация… Единственно что благодарность тем событиям, которые произошли, что они помогли мне написать. Вот еще одна:

* * *  

Белый снег вам ложится на плечи вуалью,

Водопадом искрится на локонах дивных волос.

Голос тихий и нежный, но все же печальный

В мои уши врывался, глуша стук колес.

 

Припев:

Mon ami, говори, я не дам тебе право молчать,

Это ты остаешься, а я ухожу и тебе, а не мне отвечать.

Mon ami, говори, сколько лет мы прожили с тобой,

Это я ухожу и с собой уношу образ милый до боли родной.

 

Пусть прожитое нами останется в тайне:

И опушка в цветах, и речной, тихий плес.

В суете мелочей вспомним море и пальмы,

Сколько радости каждый друг другу принес.

 

Припев.

 

Белый снег заметает следы, но случайно

Я увидел тяжелый и грустный ваш взгляд.

Уходили года, но в прощальном свиданьи

На дорогу гляжу, не идешь ли назад…

 

Припев.

 

С друзьями, когда собираемся, они мне говорят: “Ну, давай французскую”…

 Расскажите, пожалуйста, о песнях, которые есть на вашем альбоме “Цветы из Грозного”?

 “Цветок из Грозного” – в общем-то, это общее настроение, состояние тех людей, которые рядом были. Она была там написана, даже был момент : была курилка своеобразная, мы сделали лавки себе, чтобы на улицу выходить курить, благо погода позволяла, раньше-то на улице особо не покуришь - туман опускался, сразу кашель начинает давить, курили в помещении, а там начальство гоняло. Были съемки НТВ, я внимания не обратил, пел ребятам какую-то песню, и попал под объектив, и получилось фантастически мои в это время, когда шла программа, смотрели телевизор. Они говорят: “Мы тебя видели – где? – вот ты сидел, бренчал чего-то” - ну, значит, меньше писать надо… раз видели, значит, уже хорошо.

“Катояма”, “Памяти Жени” - они одновременно появились. Катояма – район, где расположен был ГУОШ (главное управление оперативного штаба), но на тот момент там как такового ГУОШа не было. Песня “Памяти Жени” была написана позже, а сначала вот это стихотворение:

* * *  

Если я не вернусь, за меня у друзей

Ты прощенья тогда попроси,

Ну а близким, особо родным,

Самый низки поклон мой земной принеси

По 100 граммов на брата налей,

Чтоб меня помянули они.

Что касается злости в бою,

То теперь ее хватит на всех от души.

Я приехал в Чечню, чтобы дым орудийной пальбы

Не ворвался к родным, чтобы счастливо жили они.

Я сейчас виноват, что не пью за столом вместе с вами.

Что вот так же, как и вы, не встаю, молча кружку подняв.

Просто, как говорится между нами, друзьями,

Я, споткнувшись, упал, эту грешную землю, руками обняв.

 

* * *

Да, смерть страшна, так станем же страшнее смерти,

Чтобы потом ты мог себе сказать:

Промокшие и грязные, как черти

Приехали в Чечню не умирать..

Пусть Грозный нам грозит огнем из минометов,

Струя свинца из автоматов пусть летит.

ОМОНовцы – особая пехота,

Товарищей не бросит, с позиций не сбежит.

 

“Морпехам” - бедолагам тоже досталось. Получилось, как написано: надоело им поливать друг друга и вызвали, показали штык-нож, те тоже в раж вошли, у них свои кинжалы, а у наших штык-ножи, и пехота, не разобравшись, начала поливать, пришлось разбегаться, - вот так было несколько раз, в итоге от них мало народу осталось.

“Пятый батальон” - у нас в отряде существует так называемый автомобильный батальон, пятый, это просто песня о батальоне.

“На площади Минутка” - все очень просто, сразу сравниваешь рассказы ветеранов, про Сталинград, фронтовые съемки, которые показывают. Сталинград по сравнению с Минуткой не идет ни в какое сравнение. Там просто один сплошной завал: противоположенный берег Сунжи и президентский дворец, который взорвали, сравняли, потому, что многие старались фотографироваться на его фоне, и там частенько работали снайпера и решили убрать его. На поле перед этим дворцом от деревьев буквально ничего не осталось, ствол- не ствол, не поймешь чего, там в земле столько металла. Ужас.

“Софринской бригаде” - постольку, поскольку мы вместе с ними постоянно. Прошлым летом в лес собирались и ездили в Федоровское, по той же дороге, только Софрино раньше и левее немножко, а это дальше и правее. И два бойца попросили закурить, а я на шевроны смотрю – софринцы, спросил про первую кассету – знают, подарил им вторую, только, говорю, чтоб другим дали переписать, а так когда я до них доберусь. Обрадовались. Или еще был такой случай: был фуршет после награждения, Что-то меня батя к себе вытащил, во главе столов. У меня с одной стороны полковник и с другой – армейцы, ну полковники и полковники, он говорит про эту песню, а оказалось, это командир софринской бригады и его зам., они меня как с двух сторон стиснули, чуть не задохнулся. Довольные были.

“Дикий виноград” - общее состояние того, что там происходило, напряженность. Кажется, что все ведут себя спокойно, но внутри-то все напряжено очень сильно.

“Колонна на Моздок” - в машине писал, как раз мы уезжали оттуда. Доехали до взлетки, ну и нынешний командир, тогда он был страшим сводного отряда говорит: “Ну-ка, кто тут писатель, я чего-то слышал”, на меня показали. Гитару мне с одного из выездов привезли. Я сказал, что у меня всего много, и я всего не помню, надо чтоб кто-то тетрадь держал. И в итоге один держит фонарь, другой тетрадь, третий листает, а я играю, и вот все облепили - было нас где-то 250, потом часть уехала, осталось где-то человек 200; сидят, ждут борт, и вот они все, кто как устроился, и слушают, был мой первый своеобразный концерт.

“Мы вас встретим” - когда нас первую партию с автобусом встречали, это залегло, было времени то ли 2 часа ночи, то ли 3, и народу на встречу приехало очень много. Мы были первыми ласточками. Никто не считался с тем, что ему на работу завтра, или, наоборот, с работы, они ждали борт, и нас оттуда буквально выносили. Там, правда, казус получился: самолет стал разворачиваться, но об этом никто не знал, и люди попали под двигатели, полетели сферы, гранатометы, автоматы. Я уцепится за борт грузовика, успел, и, как в мультфильме, ноги отрываются, ты висишь, а некоторые у нас далеко полетали, потом вооружение долго по полю собирали.

“Настоящим мужикам” - это уже обобщение. Тут имеется в виду, кто хоть как-либо где-либо застал, побывал, потому что все везде одинаково, тот же стресс, нагрузка на психику, нервную системы – все это одинаково.

“День рожденья командира” - это был подарок. Сидел на крыше комендатуры, это было в Гудермесе, по-моему. Написал первый куплет, начал писать второй, и тут приказано всем крышу покинуть, потому что будет обстрел, потом дописал.

“Милая ждет” - хотелось, чтоб кто-то ждал. Что-то такое написать, чтобы ребятам было приятно, что кто-то их дома ждет, напоминание о доме.

“Десант” - получилось так, что они к нам на усиление подскочили срочно, ожидалось нападение, колонна быстро пришла развернулась. Молодцы ребята.

“Павшим”… ну это как третий тост.

“Бате” - этот человек сейчас работает, но вот отношение его к людям, свои знания, опыт он передает, он старался чтобы народ о бытовых проблемах не думал, сразу это все решалось, лишний раз старался не посылать, туда, откуда можно было не приехать.

Как говорят “батя”, “бача”, ну это несколько другое, - меня тоже иногда так называют, я не против, как меня только не называли в первой командировке… и “душманом” называли, потом глаза начали подводить - “одноглазый”, потом “абрек”, потом еще как-то ,во вторую командировку я стал “нохч”, потому что в одном селении горном, не помню каком, меня перепутали, старейшина подошел и меня обнял, у них это нормально, они так здороваются, потом, когда ему сказали, кто я он, чуть ли не плевался, неверного удостоил такой чести.

“Блокпосту” - наш отряд попал, они охраняли ГУОШ, 96 год, лето. Они попали в окружение, действительно, вертушки пролетали, и ноль внимания на блоки, где ребята оставались, их бросили как котят по всему городу. Технику выводили, заранее. Досталось им.

“Запад-3” - песня о переговорной группе.

“Камуфляж” – дань уважения одежде, в которой приходится ходить, я и сейчас ее ношу, такая вещь незаметная, но и незаменимая.

“Самашки” - наши ребята там погибли. Бездарная операция была. Их заставили пойти вечером, без артподготовки как таковой, а дома там укреплены дай бог, входили тремя нитками, но сквозная дорога только средняя, а правая и левая – тупиковые, там группы завязли. У нас у одного оператора камера, как упала, съемка продолжалась, пока кассета не кончилась, там просто небо, что-то слышно. Не смогли оттуда выбраться.

“Возвращение” - понятно, желаемое выдать за действительное, хотелось бы такого возвращения.

Боль выплескивала душа, оживая в гитарных звуках.

Песни грустные, не спеша, уносилась на небо в думах.

Вспомнишь многое, не забудешь, ведь ты шел по своей дороге,

Вспомнишь запах костра и сосны, и бойцов, что ушли по тревоге.

Ну а если забудешь что, то подскажет прежняя память,

В жизни много путей и дорог, чтобы все исходить их ногами.

 

Запись и литературная обработка

.

Фотоматериалы взяты с официального сайта журнала Братишка



Rambler's Top100